9 апреля 1860 года.
Изобретено первое устройство для записи звука. Как обычно бывает в истории, для изобретателя все закончилось печально.
Если (когда снова откроют большой мир) будете в Париже, обязательно дойдите до дома №9 на улице Вивьен, — это в нескольких минутах ходьбы от Лувра, так что грех не завернуть, чтобы почтить память человека, имя которого несправедливо забыто. А между тем скромный парижский библиотекарь Эдуард-Леон Скотт де Мартинвилль первым в мире записал звук. А никак не Эдисон, хотя еще лет 12 тому назад все были уверены, что эта честь принадлежит исключительно американскому изобретателю.
Именно в этом доме №9 по улице Вивьен француз, ужасно увлеченный стенографией, однажды подумал: «Хм, если дагерротип фиксирует изображение на бумаге, то что-то может зафиксировать на бумаге и звук». И придумал фоноавтограф: рупор, соединенный с пером, с помощью которого звуковые волны записывались на стекле или бумаге с тонким слоем сажи.
12 лет назад кусочек закопченной бумаги с записью Скотта обнаружили во Французской Академии наук и после компьютерной обработки смогли воспроизвести звуки. Это оказалась 10-секундная запись французской колыбельной Au Clair de la Lune. (Забавно, что когда через 17 лет Эдисон публично представит одну из своих экспериментальных записей, это тоже будет детская песенка «У Мэри был ягненок»). Вот только с безобидной, казалось бы, французской «При свете луны» не все так просто – в 16 веке в ней находили алхимический подтекст, для нас сегодня недоступный. Насчет алхимии ничего не скажем, но свой смысл де Мартинвилль точно вкладывал. «При лунном свете, //мой друг Пьеро, // одолжи мне своё перо,// чтобы слово записать» — пропел француз в тот апрельский понедельник. По сути, это была примитивная версия размышлений самого де Мартинвилля: «Сможет ли писатель продиктовать свой сон и проснувшись, восстановить его, радуясь свободе от пера, инструмента, который так медленно фиксирует мысль, что она теряет свою энергию?»
«Что ж, неделя началась неплохо», — подумал довольный Скотт, не догадываясь, сколько разочарований принесет ему его аппарат, когда Эдисон изобретет свой фонограф.
Парижанин просчитался, или вернее, пошел не тем путем. Он не думал о том, чтобы записать, а потом воспроизвести звук. Де Мартинвилль мечтал о том дне, когда люди научатся читать волновую партитуру. Как показала история, проще оказалось изобрести устройство, способное возвращать звук в пространство.
… Эдуард-Леон Скотт де Мартинвилль умер от аневризмы, проклиная Эдисона. Не столько за то, что тот украл (как он считал), сколько за то, что американец извратил его идею. Скотт не хотел слышать звук, он хотел его только видеть! Одно слово — библиотекарь. Умер он в безвестности и нищете, семья не могла позволить себе надгробие. Как-то его дети написали письмо Эдисону с просьбой упомянуть хотя бы однажды имя их отца. Ответа они не получили. Спустя полтора века голос Эдуарда-Леона Скотта де Мартинвилля пробился к потомкам. А сами потомки обоих изобретателей однажды встретились и правнук Эдисона признал заслуги французского библиотекаря…