9 августа 1705 года.

В Астрахани единовременно сыграли сотню свадеб.

Поводом для массового бракосочетания было народное недовольство царем-антихристом, его насильным переодеванием в «солдатские кафтаны» и стрижение бород «ругаючи, с мясом». Не могли в этом раскольничьем краю Петру простить и то, что он «облатынил» христианскую веру. И мало того, еще и привозных татарок и татарчат велено продавать не подспудно и тайно, а прилюдно, на базаре.

«Много народу въ Астрахани из торговцевъ живымъ товаромъ всполошилось, чуть не взбунтовалось. За сотни лѣтъ привыкли многіе купцы инородческіе и свои вывозить татарокъ, молодыхъ и красивыхъ, или татарчатъ, и продавать, какъ кому и куда имъ вздумается. Такая торговля, обставленная тайной, была не въ примѣръ выгоднѣе. Иногда торговцы наживали очень большія деньги. Продажа на базарѣ воочію у всѣхъ была большой помѣхой. Были такіе зажиточные люди, которые до сихъ поръ постоянно ежегодно скупали за большую цѣну подобный товаръ, когда торгъ шелъ съ глазу на глазъ и все дѣло совершалось втайнѣ. Теперь же выходить на базаръ и покупать товаръ этотъ при всемъ народѣ тѣ же самые люди наотрѣзъ отказывались». Это из романа «русского Дюма» Евгения Салиаса-де-Турнемира, который так и называется «Свадебный бунт».

А что со свадьбами? Тут свое черное дело сделал некто Степан Барчуков, чьи отец, дядя и брат сложили головы на плахе после знаменитого Стрелецкого бунта. Степан этот распускал слухи, что, мол, Петр издал указ: семь лет выдавать астраханских девушек только за «немцев», то бишь всяких там французов, голландцев и англичан. И пока указ в действие не вступил, сотня астраханцев поспешила сыграть свадьбу. По-нашему, по-православному. Да гуляния вышли из-под контроля. «Весело, съ гиками и съ пѣснями выкачивалъ народъ бочки на улицу, ставилъ стойкомъ, сшибалъ макушки и распивалъ вино чѣмъ попало, пригоршнями, черепками и шапками», — живописует Салиас-де-Турнемир.

Пьяные женихи, «надуты страшной злобы», разошлись и принялись громить «нехристей». Захватили город, казнили воеводу-стяжателя с детьми, перебили сотни три чиновников. В схватке с караульными досталось и женихам, и немало в Астрахани невест уже оплакивали свое внезапное вдовство.

…Два долгих года напуганный царь («опять стрельцы!») боролся с мятежниками, пытаясь не дать разойтись «свадебному бунту» по стране. И на усмирение 10 тысяч астраханцев послал не абы кого, а фельдмаршала Шереметева, за которым числились три захваченные турецкие крепости и падение Мариенбурга, где он захватил Марту Скавронскую, будущую императрицу Екатерину I. Но вовсе не за победу над турками и шведами Борис Петрович был возведен в «графское Российского царства достоинство», а именно за разгром Астрахани. Вряд ли новоявленный (и первый в России) граф был так уж рад удостоиться чести за одержанную «викторию» не над иноверцами, а своими. Тем более, что он никак не мог понять, почему же надо поднимать восстание за бороду, за то, чтобы креститься двоеперстным знамением и писать вместо Иисус – Исус. «Как надуты и утверждены в такой безделице!», — вздыхал Борис Петрович. Безделица не безделица, но бунтовщикам царь отомстил страшно, – 365 зачинщиков бунта были жестоко казнены или запытаны до смерти, сотни сосланы.