17 сентября 1679 года.
Казнили колдунью Агафью. С шестого раза.
На Руси за ведьмами не устраивали такую тотальную охоту, как в Европе или Америке. Хотя, чуть что – неурожай, эпидемия, падеж скота – и у нас тут же начинали выискивать «жену зелейницу, чародеицу, наузницу»*, чтобы утопить ее или сжечь, все как полагается. Митрополиту, между прочим, платили 6 гривен, немалые деньги по тем временам, за обнаружение ведьмы. Не дай бог, митрополит какой был охоч до денег — ведь за превышениями полномочий никто не следил.
Но в случае с колдуньей Агафьей если кто и должен был получить шесть гривен, так это боярин Никита Иванович Одоевский, – это по его распоряжению была повешена 21-летняя ведьма, девка Агашка Кожевникова. Колдовать, говорят, она и в самом деле умела, но только никому не делала зла – наоборот, лечила людей заговорами и травами. Правда, не всегда удачно – например, дала Кленке, брату дьячка Шишка, питье от лихорадки, а он нет чтоб выздороветь, помер. Потом, на суде ей и это припомнили, и много чего другого. Но главное — обвинили же Агафью в том, что извела колдовством насмерть бояринову жену. Народ, хоть и страшился чародеев и ведьм, все же шептался по углам: мол, Одоевский сам отравил жену, а на Агафью вину свалил.
В общем-то дело обычное по тем временам. А вот с казнью что-то странное случилось, не иначе, как колдовские силы вмешались. Вначале Агафью Кожевникову попытались сжечь в срубе. И хотя тем летом дожди были редки, в тот самый момент, когда к срубу поднесли огонь, хлынул ливень. Говорят, трижды небесные хляби мешали осуществить казнь девки, вступившей в сговор с сатаной. Тогда было решено повесить колдунью. Но прочные ветви огромного дуба Княжьего лога, что в мордовских лесах, которые во время Смуты однажды выдержали тела аж пятнадцати разбойников, под весом хрупкой девушки дважды подломились. И лишь на третьей ветке казнь удалась.
Агафья отомстила обидчикам – все участники суда, вынесшего смертный приговор, и исполнители казни вскоре покинули досрочно этот мир. Обрел мрачную мистическую силу и Сатанинский дуб – кто бы ни пытался спустя века его извести, навлекал на себя чью-то немилость…