13 июля 1931 года.

Решено снести Храм Христа Спасителя и на его месте воздвигнуть главное здание СССР, Дворец Советов.

Идею строительства на Первом Всесоюзном съезде Советов в 1922 году озвучил Сергей Киров, тогда еще первый секретарь ЦК компартии Азербайджана. Учитывая, что на том же съезде объявили о создании Союза Советских Социалистических Республик, предложение Кирова было более чем логично. Но только почти десять лет спустя сказка стала воплощаться в жизнь. 18 июня 1931 года в газете «Известия» был объявлен открытый конкурс на проектирование монументального символа Советского Союза.

…Поделиться своими архитектурными фантазиями поспешили не только профессионалы, но и рабочие-изобретатели и даже школьники. Все это власти показалось детским лепетом и был объявлен второй, уже международный конкурс. Пригласили поучаствовать гуру архитектуры, и в том числе легендарного Ле Корбюзье. Француза уговаривать и не надо было, — он уже строил в СССР, его покоряла энергия молодой страны, ее тяга к величию и сумасшедшие утопические эксперименты строителей коммунизма, вроде гигантских «лабораторий сна», в которых по идее конструктивиста Константина Мельникова сотни рабочих могли бы одновременно погружаться в «кокон» успокаивающих звуков и запахов. Тем обиднее Корбюзье было принять отказ от его проекта Дворца Советов, — обнаженного конструктивистского скелета здания, подвешенного главного зала на параболической арке (символизирующего путь солнца), — все это жюри показалось слишком индустриальным. Сталин же просил включить в конкурсные проекты «лучшее из прошлого, с современными технологиями», а тут такое! В итоге победил неоклассический проект мастерской Бориса Иофана. И как всегда парадокс: символ победы СССР должен был возвести архитектор, женатый на иностранке да еще княгине, чья родная сестра и вовсе вышла замуж за одного из Романовых. Знал ли об этом Сталин? Или ему важнее была идейность Иофана, для которого настольной книгой был знаменитый «Город Солнца» утописта Кампанеллы?

… Главным зданием страны должен был стать 415-метровый зиккурат, увенчанный стометровой фигурой рабочего с факелом в руке — аллегорией освобожденного труда в советской стране, которого в окончательной версии проекта по воле Сталина заменил Ленин. Восточный масштаб поражал воображение: главный зал здания — грандиозный амфитеатр на 21 тысячу зрителей, ликующие толпы должны были заполнять трибуны, окружающие гигантскую площадь у дворца, чтобы впечатляться парадами и массовыми действами. И вождь пролетариата, теряющийся в облаках! Это сооружение не имело исторического прецедента. Сталин не мог обещать народу благоденствия, но он обещал ему величие, материализованное в камне, стекле и бетоне.

… Все закончилось 22 июня 1941 года. Металлоконструкции, уже возведенные до 11 этажа, пошли на противотанковые ежи, на строительство путепровода на Волоколамском шоссе и пролетных строений Керченского моста, который всего через несколько месяцев был разрушен ледовой катастрофой. После войны к «имперскому» проекту решили не возвращаться, хотя поначалу и возникали идеи использовать мрамор, изъятый с руин Рейхсканцелярии в Берлине, символически, как древние предки, забирая силу поверженного врага… От символа победы коммунизма остался лишь гигантский котлован. Андрей Платонов, в 1930 году написавший про рытье котлована под строительство будущего «общепролетарского дома», как в воду глядел.

…Спустя годы Борису Иофану довелось наблюдать из окна своей квартиры в «Доме на набережной»*, как окончательно разрушается то, что должно было стать символом победы социализма, СССР и символом его личной победы, как архитектора. Даже трудно себе представить, с каким чувством он смотрел на купающихся в самом большом бассейне в СССР: дважды освященное место – христианской, а потом и коммунистической верой, – превратилось в банальность, а то и того хуже.

Он мог только грустно улыбаться, слыша популярную в столице остроту: «Сперва был храм, потом – хлам, а теперь – срам». Но может быть, в бассейне он видел символ очищения? До возрождения храма Борис Иофан не дожил…